Обретение ада - Страница 47

— Только эти два вопроса тебя интересуют и больше ничего? — спросил Евсеев.

— Это первый вопрос, — чудовищно спокойным тоном сказал Марис, — но у меня есть и второй.

— Задавай вопрос и убирайся! — заорал Евсеев.

— Какая будет моя доля? — спросил Янчорас.

— Ax ты, сукин сын, — разозлился майор, — твоя доля! Твоя доля сидеть и помалкивать в тряпочку. Мы и так платим тебе достаточно. Ты на свою капитанскую зарплату «Мерседес» купил и к брату в Клайпеду отправил. Еще говоришь «моя доля». Убирайся!

На литовца не действовала эта риторика. Он спокойно выслушал все крики майора и затем достал из кармана сложенную бумажку.

— Здесь написано, кому и сколько ты должен заплатить за якобы уничтоженные ими деньги. Ты вчера порвал и выбросил этот листок, а я его поднял и склеил. Узнаешь?

— Шантажист проклятый. Отдай бумагу! — кинулся к нему Евсеев, но литовец убрал бумагу в карман.

— Мы должны договориться, — сказал он.

— Вон отсюда! — окончательно рассвирепел Евсеев. — Он меня еще шантажировать вздумал. Ты когда иномарки покупал на мои деньги, думал бы о своей «доле»! Тогда ты был готов на все. Отдай бумагу и убирайся.

— Ты подумай, о чем я сказал. Здесь все написано. Пять процентов мои.

— Дурак, — прошипел майор, — пять процентов. Такие деньги даже министр обороны не получит. А ты — дешевка, я тебя держал своим заместителем. — И, уже не сдерживаясь, он бросился к капитану, чтобы отнять бумагу. Тот довольно легко отбросил приземистого Евсеева от себя. С диким криком Евсеев рухнул на пол.

— Ax ты, гнида, — морщился он от удара своего заместителя, — все равно ни копейки не получишь.

— Тогда я отправлю твою бумагу в КГБ, — холодно сказал Янчорас и повернулся, чтобы выйти из номера. Потом посмотрел на своего начальника и мягко сказал:

— Ты бы лучше поделился. Такие деньги одному впрок не пойдут.

— Иди ты к черту! — потер ушибленное плечо Евсеев. Янчорас пожал плечами, развернулся, чтобы уйти, и получил сильный удар в лицо. Только мгновенная реакция спортсмена-волейболиста позволила ему несколько ослабить удар, уходя от прямого столкновения. В следующую секунду он отбил еще один удар Волкова и сам нанес сильный удар по лицу полковника, который зашатался. Не давая ему опомниться, капитан нанес еще два удара и, оттолкнув от себя шатающегося полковника, успел сделать несколько шагов по направлению к дверям, когда вдруг в руках у Волкова появился пистолет с надетым на него глушителем.

— Нет! — закричал в ужасе Евсеев. — Только не стреляйте!

Волков поднял пистолет. Янчорас оглянулся, и Евсеев прыгнул, чтобы остановить полковника. Прыгнул он неудачно. Вместо того чтобы остановить старшего офицера, он вынудил его нажать на курок. Прозвучал тихий выстрел, и капитан чуть пошатнулся и лишь затем упал, словно подрубленный, ничком вперед.

Пуля попала ему прямо в сердце. Он умер мгновенно.

— Вы его убили, — застонал Евсеев. Волков быстро наклонился над телом, профессионально приложив руку к шее капитана.

— Да, — наконец произнес он, — кажется, готов.

— Зачем нужно было стрелять?

— Это потому, что ты бросился под руку, — оттолкнул его Волков, — нужно быть осторожнее.

— Поэтому вы его убили, — Евсеев подошел к лежащему на полу капитану и, подняв руку, попытался найти его пульс. Но лежавший на полу Янчорас был уже мертв. Евсеев быстро достал из его кармана бумажку и услышал насмешливый голос стоявшего над ним полковника:

— Барахло собираешь? Дай мне эту бумагу.

Ослушаться Евсеев не мог. Передав бумагу, растерянно опустился на стул.

— Что теперь будет? — прошептал он, обхватив голову руками. — Что теперь будет со всеми нами?

— Все будет в порядке, — успокоил его полковник, — труп мы отсюда заберем. Ты, кажется, говорил, что завтра вас будут считать по головам. Вот вам еще одна голова. Я могу пройти в самолет вместо него.

— Из-за этого вы его убили? — шепотом уточнил Евсеев.

— Конечно, нет. Ты видел, что это случайно, ты толкнул меня под руку.

А вот бумагу у него я забрать хотел. И тебе тоже не дам. Пусть у меня полежит, надежнее будет.

— Господи, — повторил Евсеев, — что теперь с нами со всеми будет?

И, уткнувшись в свои короткие ладони, он вдруг истерически, как баба, заплакал. Вернее, даже не заплакал, а запричитал. Словно вся та тяжесть, которая висела на нем, смогла разрешиться каким-то сильным эмоциональным выходом.

А стоявший рядом полковник убрал документ в свой карман и спокойно смотрел, как воет майор Евсеев.

Мюнхен — Берлин. 25 января 1991 года (продолжение)

— Я опять должен куда-то лететь? — спросил, уточняя последние слова Трапакова, Юджин.

— Должен. Только не лететь. Тебе еще нужно напоследок помочь нам выяснить некоторые вещи.

— А почему помогать нужно именно мне? Трапаков сделал знак рукой, попросив замолчать. И, поднявшись, подошел к двери. Прислушался. Все было тихо.

Он вернулся и шепотом попросил:

— Включи радио.

Кемаль, поняв в чем дело, включил радио, и громкая музыка заполнила купе. Скэллер позволял исключать возможность применения подслушивающих средств, но не гарантировал от прямого подслушивания в том случае, если кто-нибудь из сотрудников ЦРУ будет слишком часто проходить по коридору мимо купе Юджина.

— Ты понимаешь, начал Трапаков, речь идет о твоих деньгах. Их у тебя слишком много, чтобы так просто все бросить.

— Знаю, — спокойно сказал Кемаль, — поэтому я всегда держал часть денег на нейтральных счетах в Швейцарии и Франции. Но это действительно только часть, примерно пять-семь процентов. Вытащить все невозможно. В Лэнгли сразу поймут, что мы хотим сделать, и заблокируют все мои счета. И в Канаде, и в США.